YMAG.media

Дон Уолш — о жизни после погружения в Марианскую впадину

Дон Уолш — офицер-подводник

В августовском номере National Geographic за 1960 год вышла статья под названием «Самое глубокое погружение человека». Ее автор, француз Жак Пикар, от первого лица описал события, произошедшие 23 января недалеко от территории Гуам в Тихом океане, где он и американский офицер-подводник Дон Уолш первыми в истории опустились на самое дно Мирового океана — Марианскую впадину. С тех пор погружение в уникальном батискафе «Триест» было многократно описано, и, встретившись с Доном Уолшем, мы не стали в тысячный раз расспрашивать его об этом. Напротив, мы постарались узнать у 84-летнего акванавта о его жизни после погружения и о том, чем сегодня заняты мысли великого исследователя глубин.


Продольный разрез батискафа «Триест» (1959 г.). Внизу находится обитаемый модуль-сфера

Большинство людей заведомо считают, что погружение с Жаком Пикаром в 1960 году стало главным событием вашей жизни. Вы согласны с этим, или есть что-то более важное?

Конечно, во многом они правы. Смотрите: я провел в стальной бочке девять часов и тут же стал известен на весь мир. Тоже мне, большое дело! Однако это событие открыло передо мной множество дверей, и теперь люди расценивают его как подвиг. Да, мы много работали, но все равно это не сравнится с одиночным восхождением на Эверест или пересечением Атлантики вплавь.

Как из моряка-подводника вы стали исследователем океана, и есть ли у вас ученики?

Когда я был молодым, то, признаюсь, не особо интересовался научными исследованиями. Я вырос на берегу Тихого океана в бухте Сан-Франциско, и море манило меня с детства: я мечтал быть летчиком или моряком. Корабли были в моей жизни всегда, а о науке я тогда не думал. С глубоководными исследованиями я столкнулся после того, как ВМС приобрели батискаф «Триест». По окончании службы на подводной лодке я уже имел необходимый опыт и вызвался добровольцем на должность капитана глубоководного аппарата, который заинтересовал меня своей новизной.

Батискаф  «Триест» - фото
Батискаф «Триест»
Дон Уолш — о жизни после погружения в Марианскую впадину - фото 2
Дон Уолш — о жизни после погружения в Марианскую впадину - фото 3

Чем больше погружений мы совершали, тем больше я погружался в науку. Когда в батискафе всего два человека, приходится быть и океанологом, и геологом, и биологом: важно понимать суть экспериментов, которые проводят работающие в проекте ученые, и правильно документировать свои наблюдения.

Работая с разными специалистами, я учился у них; мой интерес к науке рос, и потом, когда мне предоставили трехлетний перерыв на военной службе, я получил университетское образование в области океанографии и защитил диссертацию. Затем вернулся на флот и принял командование подводной лодкой. После выхода на пенсию встал вопрос о работе, поскольку в обычной жизни не так много вакансий, на которые может претендовать офицер-подводник. Тогда я ушел в преподавание, получил должность профессора в Южно-Калифорнийском университете и занимался научными исследованиями.

Учеников у меня нет. Не скажу, что я не был в них заинтересован, просто так получилось. Когда я работал в университете и читал курс океанографии, студентов у меня не было, а там, где я сейчас живу, и людей-то почти нет.

Вы упоминали, что перед погружением в Марианскую впадину ваше начальство получило приказ из Вашингтона: не нырять. Почему спуск все же состоялся?

Да, действительно, на наш корабль поддержки USS Wandank пришел такой приказ, но руководитель программы «спрятал его в карман». Мы тогда еще были на поверхности, и он мог отменить погружение по радио, но не стал этого делать. Едва батискаф скрылся под водой, он вернулся в радиорубку и ответил, что уже не может передать приказ на глубину 10 000 футов.

В 2012 году вы помогли Джеймсу Кэмерону стать третьим человеком на Земле, побывавшим в Бездне Челленджера. Кто-нибудь еще туда собирается?

Да, через несколько лет сделать это планируют китайцы. Сейчас они обладают самым глубоководным батискафом, способным опускаться на 7000 метров, но для Марианской впадины разрабатывают новый обитаемый аппарат с «потолком» в 11 км. Существует еще ряд проектов, но я не уверен, что их создатели смогут опуститься так глубоко.

Чем вы занимаетесь сейчас?

Я работаю на себя: оказываю консультационные услуги, связанные с исследованием океана, и сотрудничаю с экспедиционными компаниями, которые помогают настроенным на серьезные путешествия людям безопасно попадать в труднодоступные регионы. Кроме того, участвую в конструировании глубоководных аппаратов и время от времени выступаю техническим экспертом на съемках кинофильмов. А вообще я считаю себя универсальным специалистом в области всего, что касается исследования океанских глубин.

Частные экспедиционные яхты с серьезным оборудованием — это, по сути, исследовательские суда, и таких становится все больше. Не тревожная ли это тенденция, поскольку не все осознают опасность подводного мира?

Я считаю, что если у человека есть деньги на строительство и оснащение таких судов, то наверняка он не пожалеет средств и на привлечение профессионалов с большим опытом, которые помогут ему советами. Ведь все понимают, что, например, управление подводной лодкой, пусть даже небольшой, — не тот навык, который можно получить самостоятельно. Тут как с самолетом: хочешь стать пилотом — нужно закончить летную школу.

Поэтому я думаю, что в процессе обучения эти люди узнают обо всех потенциальных опасностях и проблемах экстремальных экспедиций и понимают, как обеспечить должный уровень безопасности. Кроме того, не забывайте, что важную роль здесь играют страховые компании: никто не станет страховать подводный аппарат, если у его пилота отсутствуют требуемые сертификаты.

Вы были дружны с семьями Пикар и Кусто, в которых страсть к исследованию мира передавалась от поколения к поколению. Есть ли примеры таких «кланов» в наши дни?

Вы уже назвали главных, о других мне неизвестно — только одиночки, которых семьи просто поддерживают.

У Пикаров уже три поколения исследователей: Огюст Пикар в начале 1930-х годов установил рекорд, поднявшись в стратостате на высоту более 16 км, а сын Жака Бертран первым без остановки облетел Землю на воздушном шаре и теперь ставит рекорды на «солнечном» самолете.

Много ли незаслуженно забытых исследователей глубин?

Думаю, в какой-то мере это относится ко всем нам. Даже то, что мы сделали на «Триесте», известно не слишком широко — гораздо меньше, чем достижения астронавтов. Среди пионеров-акванавтов много выдающихся людей, которых уже никто не помнит. Жак-Ив Кусто останется в памяти людей благодаря своим документальным фильмам, которые ему удавалось не только хорошо снимать, но и продавать, чтобы на вырученные средства проводить новые экспедиции. К сожалению, подводные исследования дорого стоят, и на них постоянно приходится искать деньги.

Вы побывали в разных уголках планеты; осталось ли место, куда бы вы хотели отправиться?

Меня всегда влекла Антарктида — я был там 40 раз. Впервые в 1971 году, когда служил на флоте, а последний визит — в прошлом году. Я снова посетил острова Южной Георгии: формально они не относятся к Антарктике, но условия там мало чем отличаются. В Арктике, кстати, за полвека я тоже побывал 40 раз. По работе мне довелось посетить 112 стран, но все они морские, а я бы хотел увидеть, например, Монголию или пройти на яхте по внутренним водам из Германии до Черного моря.

Есть ли у вас «место силы», куда вы возвращаетесь в поисках вдохновения?

Я сейчас живу в таком месте. У вас в России это называется «дача». В моей деревне, в горах на юго-востоке штата Орегон, всего десять человек, включая меня, а ближайшие соседи живут в двух километрах. Там нет сотовой связи и кабельного телевидения, а если нужно выйти в Интернет, я использую спутниковую тарелку, но скорость очень небольшая. Чтобы купить продукты, приходится ехать за 40 километров. Почти как в сибирской тайге, где вокруг высокие сосны. В километре от моего дома течет река, и ночью там так тихо, что слышно, как «пускают ветры» дикие животные! Это мое место силы: я живу там уже 25 лет и возвращаюсь туда снова и снова.

Какое самое необычное и удивительное животное вам довелось увидеть под водой?

Это был глубоководный осьминог Думбо — забавное ушастое создание, напоминающее мультяшного героя. Я впервые увидел его несколько лет назад во время погружений на «Титаник» на российских «Мирах».

Наверняка вам не раз приходилось работать со специалистами из России. Как это было?

Будучи океанографом, я много раз по приглашению Академии наук приезжал в СССР в Институт океанологии им. П. П. Ширшова. Я выступал с лекциями в Новосибирске, Москве и других городах, работал в составе экспедиции на борту научно-исследовательского судна «Байкал» на Дальнем Востоке. На российских исследовательских судах я провел много времени: за 74 дня обошел Антарктиду на ледоколе «Капитан Хлебников», ходил на Северный полюс на ледоколах «Советский Союз» и «Ямал». Кроме того, для погружений на «Титаник» и «Бисмарк» мы использовали НИС «Академик Келдыш» и два батискафа «Мир». Кстати, последний раз я работал с «Мирами» во время их погружений в Женевском озере в 2011 году. Как видите, с Россией меня связывают тесные научные контакты.

В конце 1980-х я неоднократно приезжал в Ленинград, поскольку в Мурманске у нас было совместное предприятие — компания «Союз-Марин-Сервис». В то время суда, уходившие в составе полярных конвоев в бухту Провидения, поднимали перед отплытием в сухие доки, чтобы проверить состояние корпуса. Это было очень долго и дорого, а на Западе уже давно использовали водолазов, которые погружались с видеокамерой, и находившийся на тендере сюрвейер в режиме реального времени оценивал состояние подводной части судна. Такая процедура была гораздо дешевле, чем «сухой» осмотр, а ее результаты признавались всеми классификационными обществами. Русские заинтересовались этим и обратились ко мне, после чего началось наше сотрудничество. Мы даже отправили в Мурманск оборудование, с которым работали местные водолазы, но не могу сказать, что бизнес удался. Были надежды на заказы от Морфлота, а тут началась перестройка: компания ее пережила, но осталась на обочине, хотя задумка для того времени была очень хорошая.

Вы провели под водой очень много времени; снятся ли вам сейчас погружения в батискафах?

Нет, мне снятся только девушки! Я моряк и остаюсь им на протяжении 65 лет — этого уже не изменишь! А если серьезно, то погружения хотя и являются важной частью моей профессии, во снах меня не преследуют.

Дон Уолш и главный редактор MBY Russia на борту судна поддержки Damen Fast & Furious в Монако

Похожие статьи